1. От социологии морали к религии ценностей

И снова мысль Дюркгейма оказывается плодотворной и оригинальной для эмпирических исследований, которые проходят спустя много лет после смерти автора, а именно, более ста лет назад. Согласно Дюркгейму (Дюркгейм, 1920), мораль - это совокупность принципов или ценностей, которые формируются в сообщества, закрепляются с течением времени и интроецируются в индивидов посредством различных форм социализации, начиная с первичной формы в рамках семье. Начиная с этого этапа, создается континуум, с общей направляющей, проходящей через весь экзистенциальный цикл субъектов, даже при условии, что это не всегда очевидно (Дюркгейм 1922). Мы могли бы говорить о некоем карстовом явлении, которое активно, но не становится ощутимым.

Затем есть еще одна специфическая характеристика ценностей: они представляют собой обязательство, воспринимаемое как желаемое и как таковое считающееся священным (Дюркгейм, 1912, 1924, 1925). Следовательно, ценности имеют много общего с религией, вплоть до предположения, что они непосредственно вытекают из нее, настолько, что они связаны с ней. В более эксплицитных терминах создается впечатление, что правомерно утверждать, что существовала своего рода религиозная мораль или моральная религия. Поэтому было бы трудно установить четкое разграничение между моралью и религией, или, скорее, между религией и моралью (Дюркгейм, 1925). Ведь ценности, в данном случае, возникают с религиозной точки зрения, на более высоком метафизическом уровне, для которого сакральность группы и сообщества не является чем-то чуждым, более того, она неизбежно присуща.

Не следует также забывать, что ценности также соответствуют институтам, структурам, ритуалам, мифам, повествованиям, символам и людям, которые характеризуют различные моменты процессов социализации, становятся частью повседневной жизни и своего рода ментальным и поведенческим габитусом. То же самое происходит и с религиозными верованиями. Таким образом, диффузионные динамики сходны, и более того, они могут иметь одно и то же содержание.

2. Социализация и распространение ценностей

Подкрепление жизненных руководящих принципов происходит непрерывно, особенно на ранней стадии развития. Их внедрение сравнимо с введением вакцины, то есть процессом, который имеет свои напоминания, моменты активации, возвращения к предопределенному порядку, в строй, так сказать. Часто именно торжества, торжественные обряды посвящения и коллективные литургии подтверждают релевантность ценностей, делая их еще более прочными и устойчивыми.

Среди принципов, оказывающих наибольшее влияние, безусловно, находится принцип уважения к человеческой личности. Эта особая ценность является одной из самых распространенных и может стать даже типично светской чертой, несмотря на ее очевидное религиозное происхождение (вспомните о заповеди «возлюби ближнего своего, как самого себя», общеизвестной своим христианским происхождением и отраженной в так называемом золотом правиле не делать другим того, чего вы не хотели бы по отношению к себе) (Аммерман 1997).

В дополнение к первичной социализации в семье можно также вспомнить о вторичной социализации в школах, где может продолжиться процесс передачи ценностей, их акцентуации и культивирования, с той целью, чтобы сделать наследование ценностей, сформированных ранее, начиная с первых лет жизни, более упроченным и неизменным.

Мышление Дюркгейма развивалось на протяжении многих лет. Здесь не время и не место рассматривать его идей во всех их проявлениях. Поэтому представляется более уместным остановиться на конкретном моменте его научной деятельности и на историческом периоде его жизни в 1902-1903 годах, когда он читал в Сорбонне в Париже курс нравственного воспитания, из которого у нас имеется 20 лекций, записанных полностью, как они, вероятно, и были прочитаны в классе. С самой первой лекции его обеспокоенность была очевидна: «было принято решение о том, чтобы дать нашим детям в школах чисто светское нравственное образование, под которым подразумевается образование, исключающее любые ссылки на принципы, на которых основаны богооткровенные религии, и которое основано исключительно на идеях, чувствах и практиках, оправданных только разумом, иными словами, чисто рационалистическое образование» (Дюркгейм 1969: 467).

3. Мораль и религия

Через несколько лет после курса Дюркгейма о морали, 9 декабря 1905 года, во Франции был принят закон, санкционирующий разделение Церкви и Государства, не вполне в антирелигиозном ключе, поскольку свобода вероисповедания была гарантирована с первой статьи (Ларкин 2004; Пулат 2010). Религиозные учреждения получили название «культовых объединений». Почти все священные здания, принадлежащие государству, департаментам и муниципальным администрациям, были предоставлены для отправления религиозных обрядов.

Дюркгейм, обладавший весьма специфическим и в некоторых отношениях оригинальным образом мышления в отношении морали, наделенный сильным духом современности и приближенный к чисто научной точке зрения, тем самым исполнил, по крайней мере частично, свое желание. Сущностное ядро социологического видения французского ученого содержится в тексте первой лекции упомянутого выше курса. Лекция представляет собой несколько полностью исписанных страниц, полных размышлений, которые заслуживают, чтобы их читали и перечитывали с целью понять их глубокий смысл.

Излагая основные моменты кратко, в начале человеческой истории мораль и религия шли рука об руку, так как содержание одного не очень отличалось от содержания другого и подкреплялось ссылкой на божество, которое руководило всем. С течением веков и появлением науки, пропагандирующей рациональность, идея разделения двух сфер, моральной и религиозной, получила все большее распространение. Однако абсолютное различие между двумя представлениями о реальности рискует, по мнению Дюркгейма, уменьшить значимость морали, которая больше не поддерживается ссылками на божественное. Таким образом, необходим новый толчок вперед в поисках иного содержания и иных ценностей, которые, оставляя в стороне веру в Бога, могли бы обеспечить выживание общества при наличии индивидуалистического давления, неблагоприятного для морали.

Стоит более внимательно, шаг за шагом, проследить рассуждения Дюркгейма, который отмечает тот факт, что «образование веками секуляризировалось. Иногда появлялись утверждения о том, что у первобытных народов не было морали. Это была историческая ошибка: нет людей, у которых не было бы своей морали, но мораль низших обществ отличается от нашей морали. Она характеризуется именно тем, что она по существу религиозна» (Дюркгейм 1969: 469).



Таким образом, в далекие времена между моралью и религией существовало бы определенное совпадение, которое обосновывалось и подкреплялось обращением к божественному существу, которому были адресованы акты поклонения, считавшиеся обязательными. На практике ранняя мораль и религия направляли внимание людей не на своих собратьев, а скорее на Бога, почитаемого в соответствии с заранее установленными формами и передаваемого из поколения в поколение на протяжении веков: «Самые многочисленные и важные обязанности - это не те, которые человек имеет по отношению к другим людям, а те, которые он имеет по отношению к своим богам. Главная обязанность состоит не в том, чтобы уважать ближнего, помогать ему, а в том, чтобы точно исполнять предписанные обряды, отдавать богам то, что им причитается, и, если необходимо, даже жертвовать собой во славу их» (Дюркгейм 1969: 469).

Основная мысль автора совершенно ясна: цель нравственности искажена, так как она касается не людей, а сверхъестественной силы, к которой люди обращают свои взоры, и во имя которой они совершают богослужения. Последние, таким образом, практикуются с большой тщательностью, поскольку это и есть само значение религии, по крайней мере в интерпретации Цицерона (О природе богов: 28, 72), применительно к религиозному факту, который Дюркгейм, кажется, знает и повторяет, когда использует выражение «с точностью». Философ и оратор из Арпино писал: «qui autem omnia quae ad cultum deorum pertinerent diligenter retractarent et tamquam relegerent, sunt dicti religiosi ex relegendo» (те, кто, напротив, усердно следуют и как бы тщательно соблюдают все, что касается культа богов, называются религиозными в соответствии со значением глагола relegere - перечитывать). Именно по этой причине «нравственное воспитание не могло не быть столь же существенно религиозным, как и сама мораль, и только религиозные понятия могли служить основой образования, главной целью которого было научить человека, как вести себя по отношению к религиозным существам» (Дюркгейм 1969: 469-470).

Намного опередив свое время, французский ученый заметил, что «хотя все еще существуют религиозные обязанности в строгом смысле этого слова, то есть ритуалы, обращенные только к божеству, место, которое они занимают, и значение, придаваемое им, постепенно уменьшаются» (Дюркгейм 1969: 470). В то время, как благоговение перед Богом уменьшается, оно не теряет своей нравственной роли. По правде говоря, Дюркгейм возражает, что «моральная дисциплина была установлена не для него, а для людей» (Дюркгейм 1969: 470). В том-то и дело, что мораль ведет к поклонению Богу, но не ориентирована в пользу человечества. С этой целью поощряется светское и рациональное образование, но этого недостаточно, чтобы исключить религиозное содержание. Однако этого недостаточно, чтобы удалить религиозное содержание. Вместо этого, конечно, должно произойти полное изменение, направленное на преодоление существующего сочетания морали и религии. Это может быть достигнуто путем обнаружения в религиозных реалиях определенных моральных элементов, которые должны быть реконструированы и переосмыслены в рациональном ключе.

Не следует также забывать, что мораль несет в себе ауру святости, спасенную от религии, и потому мораль и религия воспринимаются как эманации божественности. Если бы религия была отделена от морали, последняя пострадала бы, потому что у нее больше не было бы ее священной природы. Дюркгейму кажется уместным найти функциональную замену божественному в эмпирической реальности. Однако он также видел опасность лишения морали ее главного источника легитимации. Для этого «мало отбросить, надо заменить. Необходимо открыть те нравственные силы, которые люди еще не научились обрисовывать для себя иначе, как в форме религиозных аллегорий» (Дюркгейм 1969: 473-474).

Лекарство должно быть найдено в символах, в социализации, без мифологического и теологического опосредования. Но нам также нужны другие новые инструменты, другие идеи, отличные от тех, что были в прошлом, вместе с полным осознанием того, что мы можем двигаться к другим горизонтам. И не только это. Мы должны стремиться выйти за пределы частной морали и простого осуществления мирных изменений, потому что этого недостаточно. Цель, которая должна быть достигнута, состоит в том, чтобы установить себе идеал через трудолюбивую деятельность, направленную на то, чтобы питать себя, прибегая к новым источникам. Таким образом, система нравственного воспитания должна быть реформирована с нуля, опираясь в том числе и на некоторые полезные элементы прошлого и принимая во внимание изменения, которые произошли за это время.

Дюркгейм был убежден, что мораль действительно может быть разделена на социальном уровне, но в последние годы своей жизни он увидел, что его иллюзии о возможности сплоченного общества разваливаются. Более того, во время Первой Мировой Войны он был абсолютным пацифистом, в отличие от Зиммеля и Вебера (Манискалко 2010). Глубоко опечаленный гибелью сына в бою, социолог Сорбонны вскоре умер.

4. Мораль и ценности

Мораль состоит из норм, правил поведения, идеалов, ценностей, представлений о реальности и состояний индивидуального и коллективного сознания, которые транслируются в конкретные и эмпирически более легко обнаруживаемые действия, обобщенно называемые обычаями, практиками и поведением. Однако существует тенденция различать то, что социологи, и особенно французские этноантропологи, называют moeurs, то есть способы действия, чувства и мышления, соответствующие обычаям, привычкам и моделям поведения, которые считаются социально и культурно приемлемыми. Философские, социологические и спекулятивные размышления обо всем этом, в общем, входят в сферу этики.

Наиболее проблематичный вопрос касается основания морали и, в частности, ее происхождения, которое, в свою очередь, приписывается религии, разуму, так называемому естественному праву и эволюционной психофизической наследственности. Однако именно социология имеет своего рода первенство в этом вопросе, если проследить значительные усилия одного из ее отцов-основателей, вышеупомянутого Эмиля Дюркгейма, который в своем учении под названием «Мораль и социология» стремился выйти за пределы спекулятивной перспективы и перейти как к интерпретации фактов, так и к возможному социальному применению результатов исследований.

Его интерес к проблеме передачи нравственного содержания новым поколениям также не был случайным. В конце концов, основная идея состояла в том, чтобы создать социологию как моральное руководство для общества, чтобы ответить на вызовы аномии, отсутствия интеграции и последствий развития, с особым упором на разделение общественного труда (Дюркгейм 1893).

Дюркгейма беспокоил также вопрос поддержание общественного порядка, сплоченности и солидарности, которым сильно мешал чрезмерный индивидуализм. Поэтому он стремился признать ценность уважения личности с коллективной точки зрения. Его смутное представление о «коллективной совести» трансформировалось в представление о «коллективных представлениях», содержанием которых были верования и моральные ценности, то есть религия и мораль вместе взятые, и то и другое было направлено на достижение цели общего блага или, лучше сказать, общности с другими, что могло происходить независимо от Бога, но придало бы значение общине и ее особым способам действия. Это привело к некой форме сакрализации личности и, по сути, общинной жизни.

Проект Дюркгейма достаточно ясно представлен в упомянутых выше лекциях 1902-1903 годов, которые сосредоточены на светской морали и разворачиваются в трех направленияч: дух дисциплины, то есть долг, привязанность к социальным группам, то есть самоотречение, и автономия воли, то есть свобода (Дюркгейм 1969: 479-600). После того как теоретические аспекты были широко и убедительно разъяснены, Дюркгейм обращается к практическим, операциональным аспектам, уделяя особое внимание отношениям с ребенком в рамках воспитательного процесса. В этом контексте социолог из Эпиналя затрагивает конкретные темы, с примерами и решениями, варьирующимися от обучения до дисциплины в классе, от влияния окружающей среды до вознаграждений, от преподавания естественных наук до истории (Дюркгейм 1969: 601-708).

Мнения опрошенных о религии различны. Одни считали ее простым плодом семейного воспитания («Я вырос в религиозной семье, где усвоил определенные идеи и продолжаю жить с ними»), но для других она «служит для объяснения того, чего наука не может объяснить», или, согласно более секулярному взгляду, религия имеет типично культурный характер, чтобы быть оцененной положительно, как полезный социальный инструмент.

Напряженность в Черногории была высокой в 2019-2020 годах, когда местное отделение Сербской православной церкви (далее-СПЦ) и правящая партия Демократической социалистической партии (далее-ДПС) бросили вызов друг другу. Данная конфронтация между правящей партией и крупнейшим религиозным институтом Черногории привела к возобновлению дебатов о ценностях и обязанностях государства и церкви в современном мире.


В этой статье я кратко опишу проблему, дебаты и конфронтацию, прежде чем перейти к теоретическому рассмотрению ситуации. На мой взгляд, дебаты в Черногории вскрывают определенные пласты представлений о том, какие религиозные и гражданские ценности имеют отношение к новым государственным устройствам и конституциям, возникшим в Восточной Европе, в частности при их взаимодействии с Восточно-Православными Церквями.


Как отмечал целый ряд исследователей, Восточная Европа пережила возрождение Восточного Православия после периода коммунистического правления, в то время как бывшие коммунистические государства перешли в новые формы государств с новыми формами конституций. Большинство этих новых государственных устройств претендует на то, чтобы они отделили государство от религии на официальном уровне, но, как ранее отмечал Мирко Благоевич (2008; 1995; 1996), это не влечет за собой приватизации религии. Это скорее привело к возврату религии в общественное пространство и в политику.


Это кажущееся вплетение религии в общественное пространство и политику – в сочетании с так называемыми «светскими» конституциями и государственными институтами – создает трения. Это трение, безусловно, заметно в Черногории, и поэтому Черногория является показательным случаем, чтобы рассмотреть некоторые из наболее широко распространенных динамик и проблем, которые возникают во многих бывших коммунистических странах, где православные составляют большинство населения, сегодня.


В случае с Черногорией на протяжении почти всего периода после коммунистического правления (1989-2019 гг.) ядром сложных отношений между черногорской правящей партией, ДПС и СПЦ является серия непрекращающихся дебатов. Основные проблемы заключаются в следующем:

1. признание

2. право собственности

3. движение духовенства

4. религиозное образование


Прямая конфронтация в 2019-2020 годах

Отношения между СПЦ в Черногории и правительством ДПС стали критическими в 2019 году из-за обсуждения нового закона о религии.

Правительство предложило новый отредактированный закон о религии 16 мая 2019 года. В пресс-релизе, касающемся законопроекта 2019 года, правительство Черногории заявило, что все имущество, которое принадлежало государству до 1918 года и с тех пор не было передано «надлежащим законным образом, будет признано государственной собственностью» (Черногорское правительство 2019а). Эта формулировка в законопроекте 2019 года была новой, но проект 2019 года содержал многие из тех же формулировок, что и ранняя версия 2016 года. Президент ДПС Черногории Мило Джуканович публично заявил в связи с законом, что СПЦ в Черногории «сохраняет инфраструктуру Великой Сербии», и утверждал, что СПЦ представляет угрозу для Черногории (Балканское прозрение 2019). Правительственный законопроект ДПС о религии от 2019 года следует рассматривать в свете этих заявлений как попытку создать правовые и политические рамки, которые бы разграничивали и регулировали деятельность СПЦ в Черногории.

Дебаты в 2019 году

Основной обсуждаемый вопрос предлагаемого закона 2019 года был связан с разделом о праве собственности, предоставляемом религиозным институтам. В разделе закона 2019 года поднимаются вопросы о собственности, построенной до 1918 года (статьи 62, 63, 64). Короче говоря, закон выдвинул правовую основу для оценки всех культовых зданий, построенных до 1918 года, чтобы принять решение о статусе этих объектов. В законе прописано несколько возможностей для выдвижения возражений, которые в конечном итоге привели бы к судебному разбирательству, которое, вероятно, вынесло бы решение в пользу ДПС. Черногорский суд и судьи, как правило, назначаются ДПС, а независимое верховенство закона является несостоятельным (см. Черногорское правительство 2020).

Вскоре после того, как было объявлено о проекте закона о религии в 2019 году, в Венецианскую Комиссию Европейского Совета поступило обращение с просьбой дать оценку этому закону. Комиссия призвала внести незначительные изменения в общий проект и некоторые изменения, касающиеся более широких прав на религиозное образование, но основное внимание в своем ответе она уделила праву собственности. Однако Комиссия заявила, что не хочет «оценивать исторические факты» и не выступает с прямой критикой нового положения о реституции религиозного имущества (Венецианская Комиссия 2019). Комиссия признала основания для беспокойства СПЦ по поводу закона, но утверждала, что все вопросы могут быть урегулированы в судах.

Правительство ДПС протолкнуло законопроект через черногорский парламент без особого диалога и беспокойства о критических высказываниях. 24 декабря 2019 года парламент проголосовал за этот закон и принял его. Члены оппозиции попытались физически заблокировать голосование, и их хаотично вывели из парламента. За пределами парламента социал-демократы призвали к массовым протестам, и столица была заполнена демонстрациями. СПЦ в Черногории призвала свое духовенство собраться на синод 15 июня 2019 года, чтобы сформулировать общую точку зрения в ответ на закон, а в тот же день собрала своих сторонников на демонстрацию в столице. Церковь сплотилась под лозунгом «Не наши святыни», и протест, который иногда становился яростным и ожесточенным, получил широкое распространение.

Президент ДПС Джуканович выступил перед общественностью 18 мая 2020 года. Эта речь должна была стать объявлением предвыборной программы ДПС и началом предвыборной кампании 2020 года. Джуканович, окруженный черногорскими флагами, обвинил СПЦ в насильственном протесте и заявил, что для всех верующих в Черногории отказ СПЦ от Черногорской православной церкви стал фоном, на котором развернулось насилие. Президент повторил, что закон не отнимет ни у кого законно принадлежащее имущество, а только то, что «было похищено» (Победа 2020). Майская речь сделала вопрос о СПЦ центральной темой всеобщих выборов в Черногории в 2020 году. В июле правительство ДПС объявило, что их целью на выборах является «победа над политикой СПЦ», которая идентифицируется как их главный политический оппонент (Новости 2020).

На выборах в августе 2020 года ДПС потеряла большинство с очень небольшим отрывом. Таким образом, оппозиционный альянс смог сформировать новое правительство, которое стало первым новым правительством с 1989 года и первым правительством без ДПС в независимой Черногории. Джуканович и ДПС попытались заручиться поддержкой черногорских националистов, чтобы обеспечить себе победу. Такая тактика использовалась и раньше. Похоже, что конфликт с СПЦ и масштабная мобилизация общественности СПЦ в 2019-2020 годах имели гораздо большее значение, чем предполагала ДПС. Оживление и восстановление СПЦ в Черногории, казалось, были настолько ошеломляющими, что СПЦ смогла определить исход выборов – с небольшим отрывом.

28 декабря 2020 года новое коалиционное правительство Черногории внесло изменения в спорные части закона о религии 2019 года путем голосования в парламенте. За пределами Черногории прошли националистические протесты, где протестующие кричали: "Это не Сербия!" (RFE 2020)

Обсуждение религиозных и светских ценностей

В конфликте участвуют три основные стороны, на которые интересно взглянуть поближе. Это, конечно же, и правительство ДПС, и СПЦ, но я хотел бы также включить в рассмотрение Венецианскую Комиссию Европейского Совета, потому что эта комиссия вмешалась в дебаты, и обе стороны спорили по поводу мнения комиссии в 2019-2020 годах.

На первый взгляд правительство ДПС рассуждает со светской точки зрения – что религия – это частное дело, и что государство не должно вмешиваться. Однако государство, по мнению ДПС, должно навязывать гражданское и демократическое верховенство закона и защищать культурное наследие. Данная ситуация создает трения с СПЦ, потому что это означает, что СПЦ должна быть подчинена навязанному верховенству закона и правилам в отношении собственности. Во многих бывших коммунистических странах это было менее проблематично, поскольку интересы церкви и государства были политически согласованы. Реституция была от государства к церкви, тогда как в Черногории в 2019 году было предложено пойти другим путем. Государство на неофициальном и официальном уровне воздерживается от вмешательства в религию, но на практическом уровне пытается навязать определенные правила. Таким образом, основные ценности ДПС на первый взгляд кажутся светскими, и именно эти ценности вступают в противоречие с СПЦ, когда вводятся правила.

В противоположность этому, СПЦ также придерживается тех же гражданских ценностей верховенства закона и защиты наследия. Церковь утверждает, однако, что эти ценности означают, что государство должно воздерживаться от регулирования религии и от признания таких институтов, как так называемая неканоническая Черногорская православная церковь (ЧПЦ). Гражданские ценности означают для церкви справедливый суд и демократическое участие церкви. СПЦ возражает против соответствующего регулирования, а не против общей гражданской парадигмы в целом.

По крайней мере, так Венецианская Комиссия рассматривает дебаты между ДПС и СПЦ, но без особого внимания к смыслу контекста. Комиссия рассматривала законопроект в свете отделения государства от церкви и как инициативу, основанную на гражданских ценностях верховенства права и охраны культурного наследия. Комиссия лишь проверила формальный баланс предлагаемого закона о религии от 2019 года в рамках абстрактной идеальной западноевропейской государственной формы. Таким образом, Комиссия не обнаружила никаких юридических проблем, связанных с законом, поскольку как таковой закон следует тому, что можно было бы назвать светскими и гражданскими ценностями на формальном уровне. Комиссия отмечает, что она не хотела «оценивать исторические факты» и тем самым упускает из виду суть дискуссии. Как утверждает Нильс Вальдемар Виндинг и др. (2020), закон также следует рассматривать в контексте и в рамках правовой культуре, в которую он внедряется. Комиссия не может – или отказывается – сделать это.

Возвращаясь к контексту, правительство ДПС и СПЦ, если присмотреться внимательнее, далеко не всегда прибегают к одному и тому же восприятию гражданских ценностей и не рассматривают контекст одинаково. Правительство ДПС воспринимает Черногорию как продолжение Черногорского Королевства с 1918 года и поэтому отвергает многое из того, что произошло в 20 веке – что очевидно стало институциональным становлением СПЦ после 1920 года. Это означает, что отправной точкой для концепции верховенства права для ДПС является ситуация до 1918 года, а соответственно и закон о реституции, собственности и признании, основанный на этом. Это также играет роль в их признании ЧПЦ, которая для президента Джукановича и ДПС является законной Православной церковью в стране, что существенно меняет ситуацию, потому что отправной точкой светских или даже гражданских ценностей тогда является 1918 год – и все, что противоречит ситуации 1918 года, должно быть исправлено.

С другой стороны, СПЦ знает позицию ДПС и стремится противостоять ей множеством способов. Исторически, претендуя на Черногорию как на конституционные сербские православные земли. Юридически, оспаривая предложение ДПС – и наиболее заметно в социальном и политическом плане, поднимая народные настроения против ДПС посредством демонстраций и других видов протеста. В этой многоаспектной стратегии СПЦ утверждала, что гражданское признание религии государствами означает защиту религии. Протестуя, СПЦ указывает и клеймит своих противников в ДПС как бывших коммунистических атеистов, которые теперь стремятся снова напасть на церковь. Таким образом, церковь – что достаточно интересно – признает гражданские ценности и даже светские, если они поддерживают программу действий церкви на практике. Это был прагматичный шаг, но, тем не менее, бесспорно, он привел к неординарному смешению религиозных и гражданских ценностей.

Ответ ДПС на это был довольно прост: отрицать статус СПЦ как религиозного сообщества и изображать ее как политического агента. Лидер ДПС Джуканович назвал церковь инструментом идеологии «большой Сербии». Таким образом, правительство на более формальном уровне двигалось к отрицанию права СПЦ быть религиозным институтом, защищенным гражданскими правами, потому что СПЦ – для ДПС – просто была политическим институтом, а не религиозным.

Политизированная или политическая религия?

Эмилио Джентиле (2006) проводит различие между политической религией и политизированной религией, что помогает соотнести эта два переплетающиеся явления с СПЦ и ДПС. Джентиле утверждает, что религиозные институты, которые действуют политически, можно назвать политизированной религией, в то время как религиозные институты или группы верующих, организованные политиками, относятся скорее к политической религии. Разница для Джентиле состоит не в том, как они действуют, а в том, каким образом они связаны с политической жизнью. Эти различия дают инструмент для лучшего понимания рассматриваемой ситуации.

ДПС является ярым сторонником национального суверенитета Черногории и «тезисов продолжения», в которых независимая Черногория является новорожденным Черногорским Королевством. Эта позиция приводит ДПС к признанию ЧПЦ, но оборачивается конфликтом с СПЦ. ДПС создала, по сути, своего рода гражданскую религию черногорского национализма, основанную на очевидной светскости государства, но в то же время на признании того, что в основе государства лежит черногорская гражданская религия (Саггау 2020). Таким образом, они создали политическую религию. Однако СПЦ является изначально религиозным действующим институтом, который чувствует необходимость действовать политически. По оценке Джентиле, СПЦ – это политизированная религия.

Эти различия позволяют нам видеть, что отправная точка ДПС прежде всего не является светской – за исключением конституционного уровня – а практически религиозной либо в гражданском религиозном смысле, либо через ЧПЦ в форме политической религии. Таким образом, СПЦ сталкивается с еще одной враждебной религиозной организацией, а не просто с правительством, что меняет характер конфликта. Гражданские ценности, о которых обе стороны могут договориться – верховенство права, например, - могут быть одинаковыми, но отправная точка для понимания, что представляет собой справедливое верховенство права, настолько отличается у разных сторон из-за различных точек зрения, что вышеуказанный аспект не имеет значения. Светскость государства в той или иной степени лишена содержания и лишь создает пространство для конфликта между политической религией и политизированной религией. Венецианская Комиссия упускает из виду данную динамику.

Можно было бы утверждать, что подобная динамика существует по всей Восточной Европе. Новые правительства многих восточноевропейских стран активно работали над новой формой гражданской религии или политической религии, поддерживающей государство после угасания коммунистической идеологии, несмотря на формальную и юридическую светскость, закрепленную во многих новых конституциях. Во многих других странах наблюдалось достижения определенного согласия между вновь созданной политической религией, а также институтами и руководством Восточных Православных Церквей, поскольку эти церкви часто являются частью нового гражданско-религиозного или политического религиозного проекта. Правительства и церкви работают над согласованными программами действий, и поэтому в данный момент конфликт не возникает. Однако различие между политической религией (государством) и политизированной религией (церковью) может создавать трения и стать причиной нарастания проблем там, где они не придут к согласию. Это могло бы стать полезным инструментом для понимания нынешней проблемы, стоящей перед Сербским правительством и Сербской Церковью, чтобы прийти к соглашению по вопросу о Косово.

Пандемия коронавируса неоднозначно повлияла на вопросы религии и вероисповедания. Взаимодействие между религиозными традициями, религиозными свободами и обязанностями, связанными с охраной общественного здоровья, носит сложный характер, переплетаясь с культурным и юридическим аспектами социальной реальности. Во многих случаях введение ряда ограничительных мер с целью предотвращения распространения заболевания и защиты от заражения противоречило принятым практикам религиозных общин. Отношение религиозных сообществ к этим мерам в начале пандемии также отразились на взглядах верующих, чье поведение вызвало определенный резонанс общественного мнения. В настоящем докладе содержится описание и сравнение позиций религиозных сообществ в Македонии в начале пандемии и в конце 2020 - начале 2021 года. Мы также приводим обзор и сравнение реакции общественности, возникшей под влиянием мнения религиозных общин, в отношении ограничительных мер и практики проведения церковных служб. Для достижения поставленных целей доклад разделен на две части: в первой описаны действия и инициативы религиозных сообществ, а во второй показано, как эти действия отразились на общественном мнении. В обоих случаях данные основаны на качественном анализе. В первой части были проанализированы данные религиозных сообществ, а во второй приведен тематический анализ публикаций в Твиттере.

В нашем предыдущем исследовании, посвященном религиозной стороне македонского общества после начала пандемии коронавируса, мы определили реакцию религиозных общин на возникшую ситуацию. Таким образом, были проанализированы взгляды религиозных сообществ на введенные ограничительные меры и их соблюдение. Кроме того, был проведен тематический анализ платформы Твиттер, в частности, публикаций, размещенных после возникновения и распространения коронавируса.

Суммируя результаты исследования, мы пришли к выводу, что позиция религиозных сообществ как в начале пандемии, так и в праздничные дни в конце года, была одинаковой. Общины явно поддерживают меры по предотвращению распространения коронавируса. Хотя Македонская православная церковь подтвердила эту позицию, сделав несколько заявлений, другие религиозные сообщества не выступали с какими-либо заявлениями относительно ограничительных мер. Их позиция была подтверждена только в совместном заявлении, сделанном в канун Нового года, когда по инициативе Директора комиссии по связям с религиозными сообществами и религиозными группами прошла встреча глав церквей и лидеров религиозных сообществ Македонии.

Результаты анализа публикаций, размещенных на платформе Твиттер, указывают, что интерес общественности к религиозным практикам в конце года был значительно ниже, чем в начале пандемии. Однако уровень нетерпимости по отношению к духовенству и верующим, посещающим службы, был одинаков в оба рассматриваемых периода. Публикации пользователей Твиттер отражают жесткую критику и осуждение верующих и религиозных сообществ. Пользователи оправдывают такую критичную позицию беспокойством о риске распространения вируса. Еще раз подтверждено влияние объявлений, сделанных СМИ, на динамику обмена сообщениями в Твиттере. Это влияние значительно усиливалось каждый раз, когда средства массовой информации публиковали материалы о поведении верующих и духовенства в отношении ограничительных мер, направленных на профилактику коронавируса.

Использование Интернета для религиозных целей в поликультурном социуме имеет потенциально важное значение для межэтнических и межконфессиональных отношений, принятия политических решений и образования¹. Более того, за последнее десятилетие Интернет стал новой платформой для религиозных групп, предоставив возможность использования свежего подхода к провозглашению, общению и взаимодействию с единоверцами и представителями других конфессий.

В рамках вышесказанного следует отметить недостаточную степень изученности использования социальной сети молодыми представителями меньшинств и особенно мусульманства, которое становится все более распространенным среди европейской молодежи.


Религия, диаспора и молодежь


Говоря об отношении к религии в эмиграции, мы чаще всего подразумеваем четкое разделение между религиозностью первого и второго поколений мигрантов, где второе зачастую уже более светское. Однако важно учитывать результаты недавних эмпирических исследований, указывающих на то, что религия играет значительную роль в жизни молодых представителей второго поколения мигрантов. Это отличается от ситуации, характерной для европейской иммиграции прошлых веков.

Для каждого миграционного цикла характерно, что первое поколение мигрантов ищет убежища в религии, воспринимая ее как элемент признания и усиления самобытности, а также как средство от одиночества и изолированности. Мечети (или скорее молельные залы) фактически остаются ориентиром для первых поколений и выполняют функции, типичные для религиозных организаций в эмиграции. Они являются опорной точкой не только в плане вероисповедания, но также (особенно)в плане самоопределения.

В предпринимаемом нами анализе важно отметить, что хотя мечети или молельные залы являются точкой привязки и в некоторых случаях центром культурной жизни иммигрантов-мусульман, их нельзя считать единственным каналом передачи языковых и культурных ценностей и национального самосознания. Официальные и неофициальные, национальные или межнациональные светские объединения продолжают играть важную роль. Более того, усилилась роль виртуального пространства, четко обозначив поколенческий барьер: как по-разному взрослые и молодежь, первое и второе поколения, родители и дети демонстрируют религиозные установки и придерживаются их в жизни.

Для всех наций характерны поколенческие различия в религиозной практике. В некоторых случаях результаты религиозной социализации приводят к тому, что молодое поколение поддерживает традиционные ценности и продолжает религиозную практику своих родителей. Есть и другие, кто, находясь в постоянном поиске равновесия, в конце концов принимают на себя различные роли и отношения, как в семье, так и в контактах со сверстниками. В других случаях социализация запускает процессы дифференциации и дистанцирования: автономные пути общения со святыми.

Если интеграция мусульман в Европе бросает настоящий вызов как европейскому, так и мусульманскому обществу, становится ясным, что молодые представители ислама сыграют ключевую роль в этом процессе. Чтобы оценить перспективы развития ислама в Европе, важно проанализировать, насколько принадлежность к мусульманской конфессии влияет на опыт молодежи и к каким результатам это приводит. Не менее важно рассмотреть способы межконфессионального общения.

На данный момент отношения между первым и вторым поколениями мигрантов характеризуются все большей сложностью: усиление различий в образе жизни и жизненном выборе, связях с этнической родиной, ее культурой и религией представляет растущую проблему для нескольких миграционных сообществ.

По всей видимости, религия удовлетворяет необходимость в моральной определенности и позволяет народу ощутить свое место в мире, отмечая его самобытность принадлежностью к какой-либо конфессии. Ислам, который второе поколение мигрантов практикует совместно с ровесниками, дает ощущение стабильности и определяет рамки существования мусульман в европейском сообществе. При этом остаются вопросы относительно вероисповедания их родителей в обществе, где положительно принимают иммигрантов, а также относительно восприятия конфессиональной принадлежности на их этнической родине, где не стигматизируется принадлежность к исламу, а различия и определенные типы поведения не требуют постоянного оправдания.

Что касается второго поколения иммигрантов, в их отношении иногда сохраняется дискриминация, возникают вопросы со стороны одноклассников, а также характерное для последних лет любопытство и внимание к странам, являющимся их этнической родиной (например, Египту, Марокко, Сенегалу и Тунису). Все эти факторы стимулируют новые размышления об их самобытности, личной и коллективной конфессиональной принадлежности. Фактически молодые люди выбирают свой собственный способ выражения религиозной принадлежности.

На основе того образа религиозного контекста, который сложился у детей в семьях, начинается процесс пересмотра и переопределения религиозных практик, что демонстрирует большее стремление молодежи к автономности, чем к продолжению унаследованных традиций.

Разнообразные и сложные отношения молодых людей с исламом имеют общий знаменатель: прогрессирующий отход от этнического ислама и утверждение индивидуальной логики их связей с религией. Это уже устоявшийся процесс в некоторых мусульманских сообществах, но для Европы он нов и происходит намного заметнее. На самом деле, в Европе индивидуализация религиозного выбора получает дальнейший стимул ввиду отсутствия легитимного исламского конфессионального органа. Еще одной проблемой является социальный, культурный и языковой барьер между мусульманскими сообществами на Западе и жителями их этнической родины. Европейцы мусульманского происхождения подвергают сомнению устоявшиеся религиозные авторитеты и заявляют свои права на выражение взглядов от лица любой религиозной традиции с позиций авторитарности и нормативности: иными словами, молодые люди требуют права на самостоятельное определение религиозности. Это выглядит необычным для мусульман ввиду стереотипа, согласно которому молодые сторонники ислама считаются особой молодежной подгруппой, проживающей в Европе. Удивительно, но молодые мусульмане неотделимы от проблем, изменений и трудностей, воздействующих на молодое поколение, к которому они принадлежат (и благодаря этому в подгруппе молодых мусульман увеличивается число тех, кто говорит о своей «культурной религиозности» или относит себя к атеистам). В поликультурном поликонфессиональном обществе, «обществе электронной коммуникации» использование Интернета для религиозных целей сопряжено с потенциально важными последствиями для межэтнических и межконфессиональных отношений, политики и образования. Интернет привнес в это распространение религиозных мнений новый элемент и стал новой платформой для религиозных групп, предоставляя возможность использования нового подхода и провозглашения, общения и взаимодействия с единоверцами и представителями иных конфессий.

Появляются публикации, посвященные способам взаимодействия Интернета с религиозными конфессиями. Многие ученые утверждают, что Интернет имеет значительный потенциал к изменению понятия и практики вероисповедания как «модернизирующий» и «децентрализующий» компонент фундаментальных конфессий, который способен подорвать их устои и способствовать секуляризации.

В рамках вышесказанного следует отметить, что использование социальных сетей представителями второго поколения иммигрантов-мусульман изучено недостаточно. Когда речь идет о религиозных практиках, существуют различия между (интер)активным и пассивным использованием Интернета. В то время как на форумах люди активно обсуждают утверждения об истине либо задают вопросы относительно ежедневных религиозных практик, другие вебсайты функционируют скорее как источники информации, позволяя читателям интерпретировать ее на свое усмотрение. Некоторые люди испытывают необходимость обсудить свое вероисповедание и религиозную практику, поскольку основные СМИ, на их взгляд, часто не знают, как обсуждать вопросы религии. Хорошей альтернативой газетам считаются исламские форумы. Другие предпочитают интерпретировать и читать источники религиозных знаний самостоятельно. Возможность использования средств сетевого общения также важно для тех молодых людей, которые часто чувствуют себя изолированными и находят отдушину в таких виртуальных сообществах.

Как риски, так и новые возможности открываются для нас благодаря массивному распространению новых технологий и использованию социальных сетей, блогов и исламских форумов. К их числу относится возникновение интерпретации ислама по принципу «снизу вверх» (от частного к общему – прим.переводчика), отношение к исламу как к эклектическому мировоззрению, формирующемуся по принципу «вырезать и вставить», когда люди находят вдохновение в соответствии со своими религиозными предпочтениями.

Помимо того, что киберпространство предлагает платформу, где цифровое поколение спорит о социальных проблемах, оно также позволяет задавать вопросы и находить мгновенные актуальные решения проблем, связанных с их религиозными обязательствами и этическими соображениями.


Европейские сообщества в зеркале


Глядя на мусульманское сообщество, мы можем понять основные элементы возникающего между гражданами и иностранцами конфликта, связанного с отдельной темой, которая снова приобретает деликатный характер, когда идентичность определяется по признаку принадлежности к религиозной конфессии. В конце концов, не случайно работы европейских исследователей в последние годы фокусируются на увеличении числа мусульман в Европе. Это увеличение подчеркивает связь с (этническим) «многообразием», а также с возвращением религии в общественное пространство и нового взгляда на вопросы вероисповедания в нескольких европейских странах на фоне растущего числа атеистов среди молодежи. В дополнение к вышесказанному, мусульмане в Европе демонстрируют, в какой степени вероисповедание переплетено с национальной принадлежностью, приглашая ученых и политиков к размышлению об отношениях конфессиональной принадлежностью, участием в гражданской жизни и ценностями молодежи в целом в масштабе Европы.

В конечном счете, когда дети иммигрантов-мусульман взрослеют и присоединяются к сообществу европейцев, исследователи и профессионалы, поставщики услуг, преподаватели и жители (соответствующих стран) должны осознавать изменчивость и многообразие возможных вариаций религиозной принадлежности и уметь справиться с рисками стигматизации и маргинализации самых молодых поколений. Несмотря на тот факт, что население европейских городов все чаще становится поликонфессиональным, в центре внимания всегда находится ислам. Однако именно последнее позволяет нам осветить явление, широко распространенное среди сегодняшней молодежи: переход того, что мы называем «более религиозной и личной практикой» от оффлайна к онлайну, в то время как молодежь все чаще участвует в деятельности, связанной с обеспечением общественного блага, в режиме оффлайн, что и показывает пандемия.